Как место для церкви нашли

Дата публикации: 13 мая 2021

Автор: Наталья НОСАРЕВА, литературное объединение «Серебряные струны»

Легенды Верхне-Туринского завода и его окрестностей

Как место для церкви нашли

На окраине Верхней Туры на взгорке стоит красная каменная церковь Александра Невского, с главками на шатрах, с колоколенкой - со всех сторон видна. А как место-то для неё сыскали на том холме, так ту историю  бабушка Наталья Ивановна поведала, она молодухой тогда жила в заводе, ну и запомнила.

В старину-то, считалось, что никакому, даже самому захудалому поселению не обойтись без юродивого. Вот и при Верхне-Туринском заводе имелся свой дурачок. Звали его Малайка.

Малайка этот был дурачок тихий, безобидный. Из себя обыкновенный, кособокий немного, с красными опалинами на щеках и лбу, и на руках тоже. Таскал с собою мешок, в мешке гремели камушки, сказывали, окатные с Ердань-реки, странник какой-то ему те камушки оставил.

Был Малайка немчура́, немой значит, а как найдет на него, балакал что-то несуразное, размахивал руками: «мала-мала» - потому Малайкой и звали.

Говорили, что раньше-то Малайка хороший был, а двенадцать годочков исполнилось, его на завод определили, приставили к домне, помощником к заслонщику. А там огонь, жар, металл-то пойдёт – пламя пышет, искры летят. Он от огня этого в уме и повредился. Как увидит огонь, костерочек к примеру, сразу бросается тушить - кричит, плачет, ногами топчет.

Бабы и старухи Малайку жалели, мужики не обижали, а огольцы малые, хоть и донимали его иногда, близко-то не подходили, побаивались. Поверье было, дескать, если Малайка кого из ребят рукой коснется, так тот сразу немым сделается. А ещё говорили, будто маленьких озорников Малайка мог ночью в своём мешке утащить и в огонь бросить, вот они и страшились.

Как день настанет, Малайка с мешком идёт из конца в конец, с одной «зареки́» на другую, улицы обходит вроде как «с дозором» и все с ним кланяются.

Время от времени, Малайка пропадал куда-то. Нету и нету его, не видно. Беспокоиться начинают, куда делся?  Пусто без него, тревожно. А тут вдруг явится, вот он - и все облегченно вздыхают, и всё на свои места становится. Малайка-то этот, вроде обереже́ния всему поселку считался.

Времена-то были тогда - беда за бедой - без оберега не обойтись: то война, то голод, то коровья чума. Старый век доживали – ходили по дорогам какие-то ка́лики да клику́хи, обещали конец света и гиену огненную, и в какой-то год пожар заполыхал, дворов двадцать и больше сгорело, и потом три года подряд горели. Отстроиться не успели, снова недород, и на заводе работы мало. Поговаривать стали о закрытии завода, а куда рабочему без завода деться, ну и порешили сходом храм строить, защитнику, святителю Лександру Невскому.  Он покровителем считался рабочим-то нашим по военному делу, поскольку завод не одну пушку отлил для обороны от супостатов разных.

Стали место искать, да разошлись в согласии, каждый на свой околоток тянет, каждому охота, чтоб на их конце храм стоял.

А у завода перед плотиной уж церковь Никольская высилась, большая, белая. Вот на Иванов день собрались на молебен. Начало лета теплое выдалось, день стоял ясный. Народу в храм набилось, почитай весь посёлок, да Боровские деревенские пришли, и из Мостовой работные понаехали.

Молебен чинно идёт, вдруг – шум, гам, врывается в храм Малайка. Кричит, ручищами машет, зовет. Думают, что такое, может пожар случился и за ним из церкви выскочили. Оглядываются – не видно пожара. А Малайка мычит и на взгорок показывает, что на выезде по Николаевскому тракту виднеется. Взгорок-то пустой был, на вершине только березка приметная росла да валун лежал. Малайка руки тянет туда, лепечет непонятное. Все стоят, смотрят. Небо голубое-голубое, ни облачка, ни ветерка, даже птичьего звона не слышно. Весь взгорок на солнце светится, свет столпом его озаряет, понизу белым маревом окутан и будто невесомый плывет. Вдруг среди чистого неба моло́нья багровая как блеснёт, в землю ударила, и берёзка на холме загорелась. Вспыхнула свечкой, погасла, и остался от неё окомёлок -  на меч похож, будто кто его в землю воткнул. И на нём ни огарины, ни сажи нет, словно и не горело вовсе, корьё, как было белое так чистотой и сияет, а валун каменный рядом на четыре ровнёхонькие  части раскололся. Тут и ветерок повеял, и птицы защебетали, и на колокольне колокола сами зазвонили, и все молиться стали, порешили – виденье было, знак! Стало быть, церковь на этом месте надо строить. Вот на Еремея, как отсеялись, на взгорок-то  все пошли и на том месте заложили новый храм.

Мастера свои строили, туринские – вывели церковь в красном кирпиче под пять главок, на четырех валунах поставили, что моло́ньей разбило. А остов от березы в основание замуровали, как меч-кладенец. Он её и охраняет. Сколько раз хотели храм порушить, а тот стоит нерушимый.

Говорят, и икона в нём была я́вленная. Будто бы мастера ладили иконостас, спешили успеть к именинам преподобного, работали до темна́, и тут их сон сморил. Утром очнулись, глянь, а в иконостасе икона Лександра Невского стоит - вся в серебре. А где она сейчас, никто не знает. Сказывали, когда храм-то закрыть надумали, пришли, а иконы нет, исчезла. Может, спрятал кто, а может, сама до поры до времени утаилась.

А Малайка, как храм построили, остался при нём. Стало с ним чудо твориться. Не раз видели, как он сидит смирный,  вдруг вскочит, начнет махать руками, мычит, показывает на небо, потом подойдет к Лександровой иконе, затихнет, лицом блаженный делается и тут молитву благоверному заговорит, да  внятно и чисто, слово к слову, будто и не немой вовсе: «Скорый помошниче всех, усердно к тебе прибегающих…».

Вот как было дело, как место-то нашли для церкви.

А ещё, как война японская началась, так Малайкины молитвы добрым знаком считались. Случай такой был. У нас сродственника, Носарева Ивана Петровича, на ту войну взяли. И вестей от него нет. Вот на Митрофана в день чествования преподобного, по обычаю затеяли гадать об ушедших на войну. Спекли три булки и в одну крест положили. Разложили булки по дому: одну – на порог, другую на лавку, третью – на полку у образов. И булка с крестом оказалась на пороге – значит, солдат скоро вернется.  А накануне того дня с Малайкой как раз виденье случилось и он молитву Невскому молвил, и Иван-то Носарев с Японской войны живой пришёл, а потом и с Мировой целым вернулся.